Народ и личность
в романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
Известно, что основой «Войны
и мира» Толстой считал «мысль народную»: «Я старался
писать историю народа»,— одно из знаменательных высказываний автора
о своем романе. Однако Андрею Болконскому и Пьеру Безухову писатель отвел
в «Войне и мире» совершенно особую роль, едва ли не главную.
Всякая попытка сравнения или
противопоставления Андрея и Пьера была бы ошибкой. По ряду причин эти
два героя созданы автором для того, чтобы дополнять друг друга.
Если вычертить кривую нравственных
взлетов и падений Андрея Болконского, то она в точности повторит каждый
изгиб подобной кривой Пьера Безухова. Они вместе верили, вместе разочаровывались,
вместе снова воскресали и опять мучительно трудно искали ответа на один
вопрос: «Какая же правда заключена в судьбе человека, который так
суетно живет и так обманно умирает?»
Когда читатель встречается
с ними впервые, они одинаково страдают честолюбием: Болконский несчастлив
в семейной жизни и мечтает о славе полководца; Пьер страдает от своего
двусмысленного положения в обществе: от своей отверженности. Но суть в
том, что оба они полностью во власти идей своего круга, признают ценности
и идеалы людей суетных и тщеславных и пытаются добиться признания. Какая-то
невидимая сила заставляет людей, словно птиц, улетающих осенью на юг,
шаг за шагом повторять путь своих отцов, даже если эта дорога в никуда.
Но Толстой не дает возможности
Пьеру и Андрею повторить своих отцов: он испытывает идеалы мира — войной,
жизнь — смертью. Разочарованные в идеалах общества («все ложь»),
герои попадают под власть идей прогресса: они, каждый по-своему, собираются
переделать общество. По Толстому, прогресс — мираж, попытка лихорадочной
деятельностью подменить веру («Пьеру все люди представлялись солдатами,
спасающимися от жизни»). Именно поэтому князь Андрей и Пьер на своем
пути поисков истины терпят новую катастрофу, разуверившись в Сперанском
и масонах.
В июле 1812 года началось
вторжение Наполеона в Россию. Для двух героев «Войны и мира»
— это период растерянности и новых поисков. Кому верить, во что верить?
«Новое чувство озлобления
против врага заставило его забыть свое горе»,— пишет Толстой о Болконском.
Но озлобление всегда — признак
слабости, потери ориентации, почти всегда предшествующей гибели. Бессмысленно,
но закономерно погибает Андрей Болконский. Безухову же удается в последнем
шаге разойтись со своим другом. Он перестает ненавидеть Наполеона и находит
то, что искал всю жизнь. «Этот страшный вопрос: зачем? к чему? заменился
представлением ее»,— добрый гений романа, Наташа Ростова, возвращает
Пьера к жизни, как чуть раньше — Болконского. Толстой пишет: "В Пьере
была новая черта, заслужившая ему расположение всех людей: это признание
возможностей каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по-своему".
Это, казалось бы, разрешение вопроса о счастье, признание того, что каждый
счастлив тем, во что верит. У счастья нет единой меры: один счастлив там,
где другой умирает от горя. Пьер научился не навязывать своего понимания
счастья другим и нашел общий язык с людьми, чего он так долго искал. Общий
язык с людьми — его не хватило Болконскому в момент гибели.
Одиночество — вот то страшное,
что преследует героев на протяжении всего романа и , побеждается Пьером.
Определение любви ле- , жит в его диаметральной противоположности одиночеству.
Любыми способами человек пытается преодолеть одиночество, нащупать свою
духовную общность с людьми — общность радостей, интересов, идеалов, веры.
Пьер, попав в плен, встречается
со странным солдатом — Платоном Каратаевым, в котором совершенно отсутствовало
все самобытное, индивидуальное, загадку личности которого Пьер затем будет
обдумывать всю жизнь. Благодаря своим страданиям и благодаря Каратаеву,
Пьер обнаруживает свою духовную общность с народом, в нем наряду с чувством
личного начинает расти и чувство национального, радость причастности к
народной судьбе — пусть даже судьбе нелегкой. Этой счастливой перемене
в душе героя помогает закрепиться и любовь Наташи, в которой также очень
сильно глубинное, почти генетическое чувство родного, коренного, народного
(вспомним ее пляску, ее гневный выкрик при нежелании родных отдать подводы
раненым солдатам: «Что мы, немцы какие-нибудь!»).
Таким образом, Толстому удалось
найти в жизни гармонию личного и народного и убедительно воплотить эту
гармонию на страницах «Войны и мира».
|
